Шахид и Карлсон

В городе Стокгольме, на самой обыкновенной улице, рядом с самой обыкновенной мечетью, по соседству с самой обыкновенной городской ратушей, в которой заседали самые обычные шведские муфтии, жила совершенно обычная семья, состоящая из папы, четырех его жен и наложницы фрекен Бокк, умудренной в садомазохистских игрищах и других изощренных способах доставить незабываемое наслаждение своему господину.

И, конечно же, в этой обычной шведской семье были дети: пятнадцатилетний Боссе, как и все мальчики в его возрасте, мечтавший отправиться со своей подружкой Ларре в романтическое путешествие в Израиль и взорвать себя там на какой-нибудь автобусной остановке, его четырнадцатилетняя сестренка Бетан, о которой мы не можем сказать ровным счетом ничего, поскольку из-под длинного черного мешковатого платья, увенчанного паранджой, какое и положено носить правильным шведским девочкам ее возраста, выглядывали только босые ступни ее ног с густыми зарослями волос между пальцев, а голоса она вообще никогда не подавала, мы даже не уверены, что она в принципе умеет говорить - а уж, тем более, говорить что-то умное.

А еще в этой самой обычной шведской семье жил не совсем обычный Малыш, которому буквально на днях исполнилось семь лет: начнем с того, что у него были голубые глаза и светлые волосы, что для теперешних жителей Швеции совершенно нехарактерно! Также, заметим, это был единственный мальчик, чье недостойное правоверного поведение уже в столь юном возрасте стало поводом для экстренного созыва Стокгольмской Городской Шуры.

- Это все из-за того, что вы не захотели подарить мне собаку! - захлебываясь слезами, кричал Малыш.

- Малыш, ты же знаешь, что собаки - существа, неугодные Аллаху, ибо некоторые гяуры обучают их вынюхивать взрывчатку. А это серьезно осложняет нашу работу по пропаганде истинных ценностей среди неверных!

- Да, я, все понимаю, но... Мне, поверьте, было так одиноко и обидно! Я не выдержал и убежал в свою комнату, чтобы поплакать под одеялом - тут-то он и прилетел! Он сказал, что очень болен, и что ему тоже срочно нужно в постель! Разве я мог ему отказать? А потом он обеспокоился, что я могу от него заразиться его ужасной простудой. Ведь Карлсон - самый заразный и смертельно больной человек в мире! Он предложил измерить мне температуру... Ведь он самый большой в мире специалист по измерению температуры у Малышей!

- Малыш, это был не градусник! Ректальные градусники выглядят иначе, - холодно отрезал папа. Спорить с ним было бесполезно. Женщины, на всякий случай, завыли и принялись заламывать руки, жалуясь на позор, нежданно свалившийся на их седые головы. После чего, добросовестно отвопив положенное, дружно, как по команде, заткнулись.

Хлопнула дверь - это отец семейства в сопровождении всех четырех жен и любимой наложницы фрекен Бокк отправились в ратушу, чтобы выслушать фетву.

* * *

...- Аллах милосерден! - радостно провозвестил папа с порога, когда процессия в полном составе вернулась домой. - Ведь я, чего греха таить, предлагал уважаемым богословам лично обезглавить тебя, чтобы кровью смыть ужасное пятно позора с нашей семьи!

...- А я предлагала побить тебя камнями на центральной площади перед ратушей, - сказала какая-то из мам. Отец посмотрел на нее неодобрительно. Мало того, что эта женщина перебивала мужчину, так еще и говорила откровенные глупости.

- Что толку? Ведь ты не умеешь кидаться камнями. Ты даже не сможешь попасть камнем в стену сарая! - заметил он не без оснований.

- А я, Малыш, подала замечательную идею: оскопить тебя и отдать в услужение евнухом, в гарем Мэра Стокгольма! - похвалилась фрекен Бокк.

- От тебя, моя сладкая, никто другого и не ожидал! - ласково сказал папа.

- И только наша сумасшедшая бабушка Астрид предлагала просто отшлепать тебя ремнем по тому самому месту, что стало источником твоего несмываемого позора! - злорадно сказал Боссе, наблюдавший за происходящим с безопасного расстояния.

- Старуха совсем сбрендила. Она впала в маразм еще на заре Великих Преобразований, и до сих пор не может или не хочет оценить тех прекрасных результатов, к которым привела шведская государственная программа по приему иммигрантов с Ближнего Востока "Освежение Крови", - грустно заметил папа.

- Ведь если бы не эта программа, вокруг были бы такие же генетические уродцы, как наш Малыш, - добавил Боссе. - Когда я смотрю на его волосы, у меня полное ощущение, что он облился пергидролем, как последняя шлюха. Поблизости не было бы ни одной приличной мечети, нашими соседями по дому были бы сплошные неверные - да что там говорить! Мы сами, страшно подумать, могли бы быть неверными!

Все представили эту ужасную картину, после чего на несколько минут воцарилось зловещее молчание. Его прервал глава семейства.

- Так вот, Малыш! Решением Совета, тебе предоставляется шанс искупить свой ужасный проступок, после чего ты - если, конечно же, сделаешь все, как надо - мгновенно попадешь в рай, где тебя уже будут ждать восемнадцать прекрасных, одетых в тончайшие шелка, нежных и обольстительных собачек, страдающих гайморитом. Именно таких собачек, заметь, о которых ты нам уже прожужжал все уши. Хвала Аллаху, недолго осталось терпеть тебя и твое нескончаемое нытье.

- Еще раз с Днем Рождения тебя, Малыш! - только теперь стало понятно, почему все это время папа держал руки за спиной. В руках его был огромный, такой аппетитный, пахнущий клубничным джемом и ванилью торт со взбитыми сливками, украшенный сверху семью изящными свечками.

- Внутри у свечек вместо обычных фитилей бикфордовы шнуры, но для надежности лучше поджечь сразу все семь, - строго сказал папа. - В общем, мальчик в твоем возрасте уже должен уметь обращаться с таким тортом. И ты прекрасно понимаешь, чего мы все от тебя ждем. Пожалуйста, не опозорь нашу семью еще раз!

Отец молча вышел из комнаты Малыша, и все остальные - гуськом, в порядке старшинства, покинули помещение.

* * *

- Привет, Малыш! - раздался за окном бодрый, такой знакомый голос. Малыш вздрогнул. Форточка со скрипом отворилась, и в нее, жужжа моторчиком, вплыл лучший друг Малыша, Карлсон. - Как дела? Надеюсь, твои родители не слишком бранили тебя за то, что мы тогда немного... гм... пошалили?

- Да как тебе сказать... - грустно ответил Малыш. - Если честно, то лучше бы мы опять взорвали игрушечную паровую машину.

- К сожалению, у тебя больше не было паровых машин, а я свои забыл на крыше. Поэтому пришлось выдумывать новые способы развлечения - на ходу, - виноватым голосом оправдывался толстый человечек с пропеллером.

"Странно, но я совершенно не хочу умирать!" - удивился Малыш.

"Как жалко, что я не могу вот так вот просто взять и сказать: знаешь, Карлсон, у меня тут торт, целиком слепленный из пластида и только сверху покрытый взбитыми сливками, клубникой и марципанами, с семью бикфордовыми шнурами, замаскированными под свечки! Сейчас мы зажжем их, полетим к тебе на крышу, и по дороге нас разорвет на мелкие кусочки, как раз на уровне балкона госпожи Петерсен. Взрывной волной у нее посрывает с веревок все белье. А что не посрывает, то забрызгает кровью и мозгами.

Она, конечно же, вначале будет очень сердиться, но когда ей объяснят, в чем дело - сразу подобреет и скажет, что я был замечательным ребенком, и из меня вышел отличный шахид!"

Но так говорить было нельзя. Однако же, согласно неписаному кодексу смертника, если потенциальные жертвы сами заподозрят что-то неладное, то можно с чистой совестью объявить, что теракт сорвался по независящим от шахида, техническим причинам.

- Какой чудесный торт! Да еще и со всзбитыми сливками и клубникой! О-хо-хо! И какие замечательные, нарядные свечи! - проворковал Карлсон, вытирая носовым платочком побежавшие из уголка рта слюнки. - Но я бы предпочел такой вариант: семь тортов и одна-малю-ю-юсенькая свечка!

"Ага! - подумал Малыш - Тогда бы так ёбнуло, что разнесло бы пол-Стокгольма!"

- Помнишь, ты говорил, что у тебя на крыше целая тысяча паровых машин? - с надеждой спросил Малыш. Голос его дрожал. - И что ты мне все их подаришь?

"Ведь если мы взорвем паровую машину Карлсона, это сойдет за микрошахидство и, возможно, искупит хотя бы одну тысячную нашего проступка! А потом мы будем взрывать в день по одной паровой машине, и через тысячу и один день полностью искупим свою вину!"

- Кгм. - печально ответил Карлсон. - Видишь ли, Малыш, какое дело... Буквально вчера, когда я предавался у себя на крыше буддистским медитациям, все эти машины - наверняка нарочно! - сами собой начали надоедливо стучать и пыхтеть. Я кричал на них и топал ногами, ведь я - самый великий в мире укротитель взбесившихся паровых двигателей - но, представляешь, на них это совершенно не подействовало! Я был так зол, что собрал их в кучу и вышвырнул на помойку! Думаю, что тем самым я подавил Восстание Машин в самом зародыше, и, таким образом, спас все человечество от неминуемого порабощения ужасными киборгами на паровой тяге! Но разве кто-нибудь похвалит бедного, одинокого мужчину с пропеллером за этот, вне всякого сомнения, героический поступок?

"Значит, с паровыми машинами ничего не выйдет" - грустно подумал Малыш.

- А помнишь, ты обещал подарить мне щенка?- неожиданно вспомнил он, и сердце его вновь наполнилось слабой надеждой. - Ты сказал, что у тебя на крыше десять тысяч щенков чистых кровей!

"Если он подарит мне щенка, тот, наверное, сразу начнет лаять на торт. Карлсон, конечно же, поймет, что с тортом что-то неладно, и теракт сорвется по независящим от меня причинам!"

- Эх... - скорбно произнес человечек, задумчиво урча пропеллером. - Ты понимаешь, дорогой мой Малыш, буквально вчера еще все мои щенки - эти милые, славные существа, были здоровы и веселы, служили и подавали лапу, а когда я сбрасывал с крыши какой-нибудь хлам и кричал "Апорт!" - тут же радостно сигали вниз!.. Но буквально сегодня утром они разом заболели чумкой и сдохли. Вот ведь незадача! - маленький человечек всхлипнул и принялся сморкаться в огромный клетчатый платок.

"Ну, что же! Я сделал все, что мог! Такое ощущение, что эти неверные играют с нами в поддавки. В самом деле, нельзя же быть такими идиотами!" - сдерживая рыдания, тихо пробормотал себе под нос Малыш, зажигая одну за другой все семь свечек на торте.

"Полетели на крышу!" - сказал он вслух, усаживаясь на спину маленькому толстому человечку.

- Только чур, торт будет у меня в руках, а то ты его, чего доброго, уронишь или начнешь есть без меня, - капризно потребовал Карлсон.

"Ну вот, он сам лишил себя последнего шанса!" - с горечью подумал Малыш, безропотно отдавая торт. Свечки на торте издавали зловещее шипение и постреливали искрами. Карлсон нажал кнопку, пропеллер закудахтал, затем взревел, и обреченная пара взмыла в небо.

* * *

...Вид Стокгольма с высоты птичьего полета заворожил Малыша. Узенькие, тесные улочки старого города, вымощенные брусчаткой мостовые и площади, такая знакомая и незнакомая одновременно - если смотреть на нее сверху - городская ратуша... Из которой как раз в это время вышла внушительная толпа - сложно сверху было сложно разглядеть, кто, собственно, это был - но в центре толпы явственно выделялась огромная блестящая потная лысина.

- Малыш, а ты знаешь, кто в мире самый меткий швырятель тортов? - возбужденно закричал Карлсон и, под воздействием минутного помрачения рассудка, метнул торт вниз, точнехонько в круглое лоснящееся пятно. - Не волнуйся, Малыш! У меня на крыше целая тысяча тортов, точь-в-точь как твой, и тоже со свечками!

Далеко под ними что-то громыхнуло.

* * *

Услышав взрыв, женщины хором взвыли, оплакивая любимого Малыша.

- Замолчите, дуры! - рявкнул на них папа. - Одним шахидом больше, одним мальчиком меньше - дело-то житейское!

* * *

- Нет, Малыш, ты видел? Точнехонько в лысину! - возбужденно вопил Карлсон. - Этот дядька аж лопнул от злости! Никогда не видел такой нервной реакции! Полетели скорей на крышу, у меня там целая тысяча тортов, мы устроим настоящую тортобомбардировку!

- А ты не врешь?.. Ой, извини... Ну, в смысле, у тебя действительно столько тортов? Откуда, хотел бы я знать?

- Только обещай, что никому не расскажешь. Я обнаружил огромный склад тортов в городской ратуше, и по ночам потихоньку таскаю их через дымоход. Правда, на вкус они оказались не то, чтобы очень - пластилин пластилином - поэтому я их просто складываю штабелями. Вдруг они, как суточные щи, должны отстояться, а?

* * *

- Слыхали новость? - сказала прямо с порога госпожа Петерсен с пятого этажа. - Кто-то взорвал нашего Мэра, когда он выходил из ратуши и направлялся в свой гарем! И самого Мэра, и янычар из охраны - в мелкие клочья!

- По-моему, кто-то нарушает устоявшиеся правила игры, - обеспокоено сказал папа. - Это ведь мы должны взрывать неверных, а не они нас, так ведь? А иначе получается полный бардак!

- Вот-вот, господин Свантесон! Я тут подумала: а вдруг у них появился какой-нибудь свой, местечковый Аллах, и он объявил неверными нас?

- Это было бы крайне обидно! Вот идешь ты себе по улице, никого не трогаешь, а тебя - бац! И рвет на кусочки. Жутко неприятно!

- Действительно! Мне такой вариант кажется ужасно жестоким и несправедливым. Нас-то за что? Мы же им не сделали ничего плохого!

* * *

- Эти торты и правду совершенно невозможно есть. Я думаю, их испек самый хреновый кондитер в мире. Но зато ими так здорово швыряться с воздуха! Живо хватай по одному в каждую руку - я уже взял пару, и полетели!

Малыш с важным видом зажег на тортах свечки, после чего взобрался на спину маленькому человечку с пропеллером.

- Я думаю, Малыш, никто из взрослых не обидится на нас всерьез, если мы немного пошалим, - подумав, добавил Карлсон, заводя мотор